Евгений Ермаков, президент вертолётной компании Gals Aero

ЛИХАЧЕВА: 9.07 в столице. Доброе утро на ФИНАМ FM. Меня зовут Елена Лихачева. Здравствуйте! «Бог создал Россию для вертолётов», — сказал наш величайший конструктор вертолётов Михаил Миль. Это было много лет назад, но, я так понимаю, и сейчас, в наше время, мой сегодняшний гость с этим утверждением, пожалуй, согласен. Сегодня буду расспрашивать о вертолётах, о России, о Боге – посмотрим, как пойдёт, — моего сегодняшнего гостя, президента вертолётной компании «Gals Aero» Евгения Ермакова. Доброе утро, Евгений.

ЕРМАКОВ: Доброе утро, Елена.

ЛИХАЧЕВА: Давайте, прежде чем мы с вами начнём, рубрика «Статус» в нашем эфире.

СТАТУС: Евгений Ермаков. 50 лет. Президент вертолётной компании «Gals Aero». Женат. Воспитывает 6 детей.

КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ: Отслужив в армии, поступил в Московский авиационный институт. После его окончания работал в КБ Туполева, затем в компании «Витамакс». В 96-м году Евгений купил себе двухместный спортивный американский вертолёт и понял, что летать для него не просто важно, а необходимо. С 1997 года президент компании «Gals Aero», специализирующейся на продаже вертолётов и организации деловых полётов, воздушных экскурсий и разнообразных авиатуров на рыбалку, охоту, по Золотому Кольцу. Наш герой является гитарным мастером с 27-летним опытом, увлекается рыбалкой и вертолётным пилотированием.

ЛИХАЧЕВА: Евгений, спасибо, что пришли. Давайте начнём с этого интересного момента. В какой момент вы поняли, что летать для вас не просто интересно, важно, но и необходимо. Что значит «необходимо»?

ЕРМАКОВ: Необходимо было понять, как вообще может воздушное судно находиться в воздухе, не имея крыльев. Я же всё-таки конструктор самолётный.

ЛИХАЧЕВА: Мне казалось, что за 5 лет обучения в МАИ можно было понять.

ЕРМАКОВ: Понять, когда летаешь на планерах и на ЯК-18 – это одна история. Когда я первый раз сел на вертолёт – а на русских вертолётах, российских, советских, я в то время не летал – не удалось, первый был американский вертолёт, — я понял, что это ощущение из детства, когда спишь и летаешь.

ЛИХАЧЕВА: А почему не самолёт? Мне почему-то казалось, что в основном мальчишки мечтают о самолётах. А вертолёты – это у кого на самолёте не получилось. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Скорее всего, я ошибаюсь.

ЕРМАКОВ: Я имел некоторое отношение к самолётам – длительное, и там практически всё было понятно. Это как строительство скрипок – там всё понятно. А вот гитару как строить – это ещё тайна. Поэтому, когда я попробовал попилотировать вертолёт, мне это показалось с первой точки взлёта интересным, поскольку не нужен никакой аэродром. Ты взлетаешь просто с поляны. Это очень демократично – ни от кого не зависишь, но никого и не напрягаешь.

ЛИХАЧЕВА: А можете рассказать вот эти ощущения, когда взлетаешь? Может, вы их помните до сих пор?

ЕРМАКОВ: Абсолютно помню.

ЛИХАЧЕВА: Давайте, я глаза сейчас закрою, а вы мне расскажите такую картинку. Пусть она будет звуковой, а я попробую себе представить, что чувствует человек, когда взлетает.

ЕРМАКОВ: Садишься в вертолёт, пристёгиваешься, как в автомобиле. Соответственно, начинается стереотип восприятия – ты должен поехать, движение, перемещение. Поскольку я летел с шеф-пилотом уважаемой компании одной – рекламу не буду делать, — он взлетел настолько мягко, что я видел глазами перемещение, но не чувствовал никакой вибрации, динамики. И потом, плавно ускоряясь, мы взлетели, улетели в океан, приземлились на пятачке с теннисный стол в океане, потом взлетели и вернулись назад. Полчаса полёта просто перевернули всё моё сознание. Я понял, что это уникальное транспортное средство, которое, если настолько мне понравилось – за ручку мне, кстати, никто не давал держаться, я просто сидел в качестве пассажира, — то, наверное, это понравится и будет необходимо как транспортное средство и многим другим.

ЛИХАЧЕВА: Такая была точка отсчёта.

ЕРМАКОВ: Абсолютно. Вот во сне. Я парил во сне.

ЛИХАЧЕВА: Вам было страшно? Скажите честно.

ЕРМАКОВ: Нет. Нет.

ЛИХАЧЕВА: Это потому, что вы сильный мужчина, который не признаётся, или вам действительно не было страшно?

ЕРМАКОВ: На вертолётах страшно летать не бывает, если они технически обслуживались по регламентам. У нас всегда парашют над головой. У нас есть режим авторотации. В самой критической ситуации мы мягко и комфортно можем приземлиться. Это ещё один из стимулов моей любви к винтокрылым машинам.

ЛИХАЧЕВА: Настаиваете на том, что это безопасно.

ЕРМАКОВ: Не я, а Американская ассоциация страховщиков, которая платит, если платит страховки по всяким ситуациям тяжёлым… Она определила вертолёт как самое безопасное транспортное средство среди всех прочих. На втором месте инвалидные коляски, тепловые шары…

ЛИХАЧЕВА: Тепловой шар – это средство передвижения?

ЕРМАКОВ: Да, конечно. Воздушные монгольфьеры.

ЛИХАЧЕВА: А, вот что. Я думала, какие-то тепловые шары, на которые можно сесть и покатиться.

ЕРМАКОВ: Не-не, а вот самым опасным является…

ЛИХАЧЕВА: Автомобиль.

ЕРМАКОВ: Правильно, автомобиль.

ЛИХАЧЕВА: Мотоцикл, наверное.

ЕРМАКОВ: Думаю, мотоциклов меньше ломается вместе с людьми, чем автомобилей. Поэтому всё-таки по статистике – автомобиль.

ЛИХАЧЕВА: Наверное, это относится к определённым лёгким конструкциям. Вы же MD занимаетесь. MD-вертолётами. Потому что, по-моему, наши вертолёты, которые у нас на территории летают, они не совсем безопасны, чему свидетельствуют новости не очень радостные по этому поводу: то там разбился, то сям разбился.

ЕРМАКОВ: Давайте сейчас эту тему закроем, потому что она животрепещущая. Постоянно мне приходится и на телевидении, и вот теперь не радио доказывать безопасность вертолётов. Если техника обслуживается, она летает десятилетиями, и никаких проблем с ней не возникает. Но, вообще, это железо, и мы, как все сознательные люди – лет 50 поживёшь и уже понимаешь, что жизнь конечна – эта жизнь, будут другие, но эта точно, и печалиться по этому поводу бессмысленно. Соответственно, переходя к вертолётам, можно сказать, что, если его грамотно обслуживать, он будет летать – и никаких проблем с этим нет. Есть известный конструктор, основоположник, можно сказать – правда, было два человека – Юрьев и Сикорский. Так вот Игорь Сикорский в своё время сказал, что самолёт не может сделать то, что может сделать вертолёт, и вертолёт никогда не сделает то, что может сделать самолёт, но всё-таки у вертолёта есть реальный шанс – это авторотация. Когда винт от набегающего потока вращается, тем самым он как парашют работает. Мы можем безопасность обеспечить практически в любой ситуации. А если вертолёты не обслуживаются, как это часто бывает, или обслуживаются письменно, то есть к машинам даже не подходят, просто записывают в формуляр, то здесь возникают всякие ситуации, которые очень громко звучат. Но причина следующая. Вертолёт, надо сказать, дорогая история.

ЛИХАЧЕВА: Сколько стоит один вертолёт, который, допустим, вы эксплуатируете сами?

ЕРМАКОВ: Самый экономичный вариант – это где-то от 200 тысяч долларов.

ЛИХАЧЕВА: До кризиса считалось, что это небольшие деньги.

ЕРМАКОВ: То, что называется кризисом.

ЛИХАЧЕВА: Мы поговорим об этом. Вы не любите слово «кризис», у вас другая точка зрения, на этот счёт я обязательно вас спрошу.

ЕРМАКОВ: Самый дорогой – это 6 миллионов. Вот в этом диапазоне есть огромное количество машин разных компаний. Моя установка такая: все вертолёты, даже так называемых псевдоконкурентов, они все хорошие.

ЛИХАЧЕВА: Припечатали сразу «псевдоконкурентов».

ЕРМАКОВ: Потому что нет конкуренции в России. Рынок настолько гигантский, что он ещё не сформирован. То есть мы не стоим в положении «Мерседес» — «BMW». Мы просто транспортное средство, которое иногда может себя неправильно вести с технической точки зрения. Надо поддерживать её.

ЛИХАЧЕВА: Ну, по поводу безопасности почти убедили, хочется вам верить. По крайней мере, хочется верить, что в вашей компании вы грамотно обслуживаете вертолёты, они никогда не бьются. Ни одного, кстати, не было случая?

ЕРМАКОВ: Мы работаем с 97 года, у нас ни одной нештатной ситуации не было. Были отказы, которые устранялись, но так, чтобы машина, выпущенная на маршрут, имела какую-то проблему, этого не было.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо. Убедили. Давайте поговорим о, как вы сказали, ещё не сформировавшемся рынке и о том, какое положение на этом рынке занимает ваша компания, которая, я так понимаю, была самой первой на нашем несформировавшемся рынке в этой отрасли. Но не сейчас. Через пару минут мы вернёмся в студию.

РЕКЛАМА.

ЛИХАЧЕВА: 9.18 в столице. Доброе утро на ФИНАМ FM. Меня зовут Елена Лихачева. Напомню адрес нашего сайта: www.finam.fm. Можно задавать вопросы моему сегодняшнему гостю. В гостях у меня сегодня Евгений Ермаков, президент вертолётной компании «Gals». Мы остановились на нашем ещё не сформировавшемся рынке вертолётов и вертолётных услуг, если можно так выразиться, а также на том, какое место на этом рынке занимает компания «Gals». Вы были первой компанией – не одной из первых, а первой компанией, которая заявила о себе?

ЕРМАКОВ: Мне удалось первому привезти в Россию западные вертолёты. По крайней мере, до меня активно этим занималась ещё питерская команда, ещё, может быть, кто-то, но реально так на рынке плотно заняться и поставлять машины не только для себя, а для заказчиков, «Gals Aero», наверное, была одной из первых.

ЛИХАЧЕВА: Какой это был год?

ЕРМАКОВ: Это был 96-й год.

ЛИХАЧЕВА: Сколько времени прошло с той самой точки отсчёта, когда вы полетали над океаном, были поражены, поняли, что для вас это необходимо, поняли, что вы хотите этим заниматься и, наверняка, другие захотят?

ЕРМАКОВ: Хороший вопрос. Минут 30. То есть когда мы вернулись, я сказал…

ЛИХАЧЕВА: Заверните.

ЕРМАКОВ: Не получается «заверните». Надо ждать примерно от полугода до полутора лет. Вертолёт – это как яхта, как дом. Это индивидуальная штучка такая. Она не может быть с конвейера снята.

Читайте также  Венеция Ренессанса

ЛИХАЧЕВА: То есть сначала заказываете, а потом полгода строят?

ЕРМАКОВ: Да, только так.

ЛИХАЧЕВА: Серийное производство не существует нигде?

ЕРМАКОВ: Нет, оно серийное, но каждый вертолёт имеет определённые нюансы: навигация, которая практически твоим мозгом является, твоими глазами, поэтому каждый под себя подбирает. Естественно, исходя из глубины кармана.

ЛИХАЧЕВА: Дорогой у вас был… Такой завуалированный вопрос по поводу кармана: дорогой у вас был первый вертолёт?

ЕРМАКОВ: У меня был первый спортивный вертолётик, назывался он «Exec», компания «Rotor Way», ныне она делает новую модификацию, которую я тоже, кстати, приобрёл, для того чтобы показать её нашим москвичам, хотя у нас по России до Магадана есть заказчики. То есть новая модификация спортивного вертолёта. 350 километров со скоростью до 180 на нём можно летать. Неприхотливая машина.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо. Вот купили вы первый вертолёт, привезли его в Россию. Наверное, это было сопряжено с большим количеством сложностей?

ЕРМАКОВ: Машина была готовая, поэтому нет.

ЛИХАЧЕВА: Привезли в Россию, и дальше как? Что вы с ней стали делать?

ЕРМАКОВ: А вот если бы я знал, что будет дальше, я бы, наверное, здесь не сидел сейчас – где-нибудь в другом месте бы чем-нибудь занимался.

ЛИХАЧЕВА: В каком?

ЕРМАКОВ: Не знаю, гитары бы продолжал строгать. Как только я столкнулся с тем, что называется управлением воздушным движение, я понял, что эта ситуация должна быть изменена, потому что это противоречит как минимум логике, а уж коммерческой логике точно, получается, что не администрация авиационная работает на нас, а мы должны работать и ублажать её.

ЛИХАЧЕВА: А у нас везде так, что вы так удивляетесь?

ЕРМАКОВ: Ну, вы заходите в кафе, вам что-нибудь неправильно делают, вы имеете право, даже не заплатив, уйти.

ЛИХАЧЕВА: А мы про кафе говорим или про администрацию?

ЕРМАКОВ: Мы говорим о том, что есть рядом кафе. Вы пошли туда – там улыбчивые официанты, прекрасно приготовлено.

ЛИХАЧЕВА: А здесь администрация одна и министерство одно.

ЕРМАКОВ: Да. И такое состояние безысходности. Но узнаёшь, только когда начинаешь летать. В то же время есть механизмы, которые являются противодействием вот этим административным препонам. Не нарушение, не партизанщина, а есть алгоритмы, по которым можно летать, даже когда администрация авиационная не совсем желает этого. А если так внимательно посмотреть – за 12 лет уже есть некоторый опыт, — приходится вспомнить исторический аналог. Было сказано ещё в начале века, что сначала нужно научить полицию летать, а потом давать людям летать.

ЛИХАЧЕВА: Вы намекаете на то…

ЕРМАКОВ: Я вам просто конкретную историческую фразу сказал. Я не хочу говорить, в какой стране и кто это сказал, но это сказал один из…

ЛИХАЧЁВА: В Англии или в Америке, наверное?

ЕРМАКОВ: Нет, в России.

ЛИХАЧЕВА: Опять не угадала. Ну ладно. Вы думаете, что через какое-то время  с помощью или без помощи администрации, министерства нашего и так далее всё-таки настанут те светлые времена, когда это действительно станет средством передвижения? Может быть, не для среднего уж совсем класса, но вполне приемлемым, и над Москвой будут летать вертолёты? Или, может быть, под Москвой их будет очень много шнырять туда-сюда. Будет такое? А будет воздушное такси, о котором одно время говорили?

ЕРМАКОВ: Да-да, я принимал участие в разработке и имел хороший такой жизненный опыт работы в московских авиационных услугах. Компания, которая ныне занимается как раз организацией полётов – не над Москвой пока, но некоторые вещи уже сделаны…

ЛИХАЧЕВА: Например, строительство вертолётных площадок, да?

ЕРМАКОВ: И это не самое главное. Вертолёт садится на половинку теннисного корта – ему много не надо. Вопрос в том, что надо контролировать объекты, летящие на низких высотах.

ЛИХАЧЕВА: Но уже есть специальная система?

ЕРМАКОВ: Да, технология как раз разработана была, она уже стоит в Москве. Осталось только принять решение, кто имеет право летать. Но поскольку город у нас всё-таки стратегический, то, безусловно, летать здесь будут только некоторые.

ЛИХАЧЕВА: Чиновники.

ЕРМАКОВ: Не то чтобы чиновники с мигалками, но определённые. Как минимум, силовые структуры обязаны летать. Меня очень печалит то, что мы не используем уникальные воздушные технологии, которые во всём мире используются.

ЛИХАЧЕВА: Любой боевичок американский посмотрите – даже конца 80-х – там все летают.

ЕРМАКОВ: Везде. И Европа.

ЛИХАЧЕВА: Давайте сейчас послушаем, что думают москвичи по этому поводу – про вертолёты, про вертолётный рынок, будет ли у нас вертолётное воздушное такси. А вы потом прокомментируете.

ОПРОС:

—  Вертолёты? Я его и так имею. Только не в Москве. Потому что это возможно только для некоторой части жителей города Москвы.

—  Это нереально. Чтобы иметь хотя бы маломальский вертолёт, требуются технические знания. А главное – цена.

—  Менталитет пока не дорос ещё до летания на вертолётах. Если в Москве создаются пробки автомобильные, кто-то кому-то дорогу не уступает, представляете, что будет на вертолётах?

—  Представляете, как будет шумно? Это всё будет взлетать, опускаться. И так шумный город, ещё и вертолёты тут.

—  Знаете, то, что это будет с подмосковных аэродромов летать куда-то далеко и близко, в это я верю. А вот в Москве… Да, где-то будут на крышах, но не везде.

ЛИХАЧЕВА: Ну да, примерно то же самое, о чём вы и говорили. Повсеместно, наверное, это не разовьётся – в такое общедоступное воздушное такси, но чиновники, полицейские, милиция наша, наверное, в скором времени будут летать, да?

ЕРМАКОВ: Милиция уже летает, во-первых. Это раз. Во-вторых, очень верно было замечено, что не все и не везде, а есть возможность, во-первых,  развести по эшелонам (по высотности) борта навстречу друг другу. Корабли редко всё-таки сталкиваются в морях – они на плоскости. А у нас три степени свободы перемещения. Я думаю, таких встреч, если они не умышленные, не будет никогда. Пилоты – люди с определённым внутренним настроем жизненным и жизнелюбы. Практически я не встречал каких-то унылых пилотов. Это, может быть, связано с профессией. То, что у нас эти вертолёты… Их не надо называть аэротакси. На мой взгляд, это, во-первых, некоторая дискредитация. Это административные перевозки, транспортировка тех лиц, которые управляют многомиллиардными состояниями, они обязаны быстро перемещаться и контролировать (если это, конечно, не портфельные инвесторы, которым по барабану, что происходит, главное, чтобы нулей побольше было). Вертолёты – это инструмент управления бизнесом. Это надо учитывать. И для тех, кто просто вынужден перемещаться в пространстве, где нет дорог, там эти приобретения автоматически возникают. Это инструмент, он должен быть.

ЛИХАЧЕВА: Скажите, пожалуйста, вот этот рынок в целом – вертолётных услуг, вертолётов, востребованности вертолётов в связи с тем, что сейчас некоторые, как бы помягче сказать, сложности с бизнесом, у бизнесменов, может быть сократилось количество мест, куда нужно срочно полететь и навести порядок и так далее, вы как себя чувствуете на этом рынке?

ЕРМАКОВ: Я могу вам сказать, что 26 декабря мы подписали и был проплачен контракт на поставку нового вертолёта. В этом году мы ещё два контракта сделали, и машины уже поставлены в Россию. Акцент сместился с новых вертолётов на ресурсные.

ЛИХАЧЕВА: Что значит ресурсные?

ЕРМАКОВ: Сейчас расскажу. Нет старых вертолётов. Вертолёт бывает новый, с фабрики, и бывает ресурсный. Если у него есть сертификат лётной годности, он ресурсный – он будет летать столько, сколько позволяет ресурс, то есть количество лётных часов, которое гарантирует производитель, что машина будет себя безотказно вести. Поэтому можем взять вертолёт, скажем, среднего плана, 6-местный, за 800 тысяч долларов – это будет машина с остатком 200-300 часов. Она будет работать, но потом ей придётся делать капитально-восстановительный ремонт.

ЛИХАЧЕВА: Подождите. Проще говоря, вертолёты по-прежнему покупают, есть спрос, только теперь покупают не новые дорогие, а…

ЕРМАКОВ: Секонд-хэнд.

ЛИХАЧЕВА: Да, такой секонд-хэнд подешевле. Тенденция, как и везде. Хорошо, давайте эту тему разовьём сразу после новостей. Через три минуты мы вернёмся.

НОВОСТИ.

ЛИХАЧЕВА: 9.33 в столице. Доброе утро на ФИНАМ FM. Адрес нашего сайта: www.finam.fm. Можно задавать вопросы моему сегодняшнему гостю. У меня сегодня в гостях Евгений Ермаков, который закончил МАИ, потом по случаю полетал над океаном в Америке – это было 12 лет назад — и тогда же, спустя несколько месяцев, вернулся с вертолётом в Россию и основал собственную компанию «Gals». Ей уже 13-й год идёт. Что произошло за это время?

ЕРМАКОВ: Вначале я летал как частник, для себя, для удовольствия, потом создал клуб, поскольку друзья мои стали требовать, чтобы у них появились такие же вертолёты. Надо сказать, что, вообще, эта клубная схема захватила меня на многие годы, поскольку я не предполагал, что это будет бизнес. Я занимался…

ЛИХАЧЁВА: Сначала, наверное, просили: дай покататься.

ЕРМАКОВ: Дай покататься. Люди растут. Сначала попробовали чисто эмоционально – понравилось. Дальше – хочу уметь пилотировать. 42 часа пилотировал, дальше приходил – арендовывал. Когда он приходит арендовывать, а там 8 человек в очереди стоит, он говорит: хорошо, если кому-то удалось приобрести, почему я не могу себе это позволить? Позволяет. Приобретает себе вертолёт спортивный. Дальше возникает мнение: а почему бы не слетать в Финляндию на рыбалку? Но нужна машина другого плана уже. Начинается поиск, выбирается Интернет, знакомство существует, обсуждается достоинство тех или иных машин, приобретается уже более взрослый вертолёт. Дальше, если бизнес требует перемещения постоянного, интенсивного, то берутся уже машины совсем серьёзные – двухдвигательные. Кстати, российские вертолёты обладают этим свойством. У нас все вертолёты практически всегда были двухдвигательные, что повышает безопасность. А МИ-8 вообще уникальная машина. Я считаю, что это бестселлер в мире. Это, кстати, признаётся всеми. А дальше мы перестали «клубиться» — это произошло в 2001-м году. Я построил большой вертолётный Центр в Тушино, меня пригласили туда, я сделал… Я больше якать не буду, когда я говорю «я», у меня ассоциация с моим коллективом единомышленников, буквально соратников. Хорошее русское слово – «соратник». Мы построили этот Центр вертолётный, начали уже профессионально заниматься. И это настолько меня увлекло, потому что я реализовывал себя и как конструктор — нам приходилось делать всякие доработки к вертолётам, которые разрешены (есть ограничения определённые), и меня это увлекло до такой степени, что в один прекрасный момент я подумал: может быть, попробовать найти друзей, которым было бы интересно, например, и построить вертолёт. Так что «заболевание» у меня прогрессирует. Но поскольку строить собственный вертолёт – это требуются крупные суммы, уже совсем серьёзные, то я в настоящий момент занимаюсь промежуточным этапом. Проанализировав всю обстановку вертолётную в России и в мире… Я не был только в Японии, а так я был на всех производствах, я был допущен во внутренние пенаты производства, посмотрел, как работают и «Agusta, и «Bell», u «Eurocopter», и «МD Douglas», и «Robinson, и «Rotor Way», и «Safari». И «Ангстрем». Вот, пожалуй, я все западные компании перечислил, которые занимаются вертолётами.

Читайте также  День открытых дверей

ЛИХАЧЕВА: Непосредственно строительством вертолётов?

ЕРМАКОВ: Да. Это производители. Была выбрана компания «Robinson» вначале, и эксклюзивно я поработал с этой компанией, сертифицировал, довёл её до коммерческой эксплуатации. И на этом вертолёте «Robinson-44» (у меня тёплое чувство к нему, когда я вспоминаю) я долетел из Тушино до Ханты-Мансийска. Это  перелёт дал мне внутреннее ощущение великости нашей родины и её протяжённости.

ЛИХАЧЕВА: Сколько вы летели?

ЕРМАКОВ: Трое суток.

ЛИХАЧЕВА: Но садились же? Сколько раз садились?

ЕРМАКОВ: Это было в 99-м году, сейчас сложно вспомнить.

ЛИХАЧЕВА: А сколько может лететь вертолёт?

ЕРМАКОВ: 600 километров он летит, потом дозаправка – желательно авиационным топливом, никаких автомобильных бензинов. Он, кстати, бензиновый был. Но в этот момент было чётко понято, что, если у тебя встречный ветер… По сути, он летает 220 километров даже, а потом ты начинаешь тормозить с этим встречным ветром, потому что это воздушное, но всё-таки судно, и оно зависит от ветра сильно. Если ты не имеешь мощности, то ты начинаешь лететь 170, 165, и это становится уже напряжённо, потому что топливо тратится и твой рассчитанный маршрут… не приближается точка. Я стал смотреть какие-то более мощные машины. Это была компания «Ангстрем», мы поработали с ней, заявленные характеристики не соответствовали действительности, производители в этом плане шалят.

ЛИХАЧЕВА: Что же вы конкурентов топите?

ЕРМАКОВ: А я не топлю. Любовь к вертолётам позволяет мне говорить правду. И я начал смотреть машины более мощные. Вертолётам никогда мощности не хватает, потому что все стараются нагрузить, навьючить, поэтому, чем мощнее, тем безопаснее. И моим конечным решением была фирма «MD Helicopters», которая вначале называлась «MD Douglas». Производитель самолётов к «MD Helicopters» никакого отношения не имеет. «MD Douglas» был куплен «Боингом», и как раз на фирме «Боинг» произведены были те инновационные доработки или, можно сказать, воплощены в жизнь те решения, которые на сегодняшний день являются просто визитной карточкой «MD Heliocopters», как теперь этот бренд называется.

ЛИХАЧЕВА: Вы начали с того, что находитесь на промежуточном этапе, то есть вы пока ещё не строите свои, но…

ЕРМАКОВ: Да, строить вертолёты хочу через сборочное производство. Это такая модная тема.

ЛИХАЧЕВА: Вы его уже организовали? Или вы в процессе сейчас?

ЕРМАКОВ: Как раз мы ищем партнёров, инвесторов, и вот во всеуслышание говорю: где вы, дорогие смелые? Дорогие – в смысле обеспеченные. Не так всё печально, на самом деле.

ЛИХАЧЕВА: А расскажите. Вы до эфира сказали, что не любите слово «кризис», у вас есть другая версия на этот счёт. Вы могли бы её озвучить?

ЕРМАКОВ: Идёт третья всемирная финансовая война, к кризису не имеет никакого отношения.

ЛИХАЧЕВА: Между кем и кем?

ЕРМАКОВ: Хороший вопрос. Между теми странами, которые управляли финансами мировыми, и теми, которые хотят, а самое главное, могут. Россия, я считаю, может. В частности, те, кто когда-то пытался убедить Россию в том, что у нас всё-таки слабовато, не знаю… с головой там или с финансами, сейчас, в принципе, они молчат, они сейчас не имеют ни права, ни возможности говорить о России как о недееспособной стране.

ЛИХАЧЕВА: Вы оптимист?

ЕРМАКОВ: Я реалист. Я не пессимист и не оптимист. Я реалист. Я рассматриваю нашу страну как потенциал. Ещё на санскрите было сказано: «Россия – территория игры богов». Надо учитывать это.

ЛИХАЧЕВА: Вы думаете, у нас всё будет хорошо? Скажите, пожалуйста: у нас всё будет хорошо!

ЕРМАКОВ: Друзья, все, кто меня слышит: у нас будет всё хорошо!

ЛИХАЧЕВА: Утренняя терапия.

ЕРМАКОВ: У нас будет всё хорошо по той причине, что мы страна христианская. Даже если буддист или другой маргинал… Я всё-таки хочу сказать, что основное, что спасло, может быть, Россию в 91-м году, это строительство Храма Христа Спасителя. Юрию Михайловичу низкий поклон, что он осуществил этот подвиг свой и наш также. Я считаю, что в христианской энергии для России очень много и важного есть.

ЛИХАЧЕВА: Вы упомянули буддистов и прочих маргиналов. Я так понимаю, что вы не по чужому опыту говорите, а по своему. У вас был такой период поиска?

ЕРМАКОВ: Был. Был, конечно.

ЛИХАЧЕВА: Как вы до эфира выразились? Я несостоявшийся буддист?

ЕРМАКОВ: Я работал с сигхами. Моя основная финансовая подоплёка – это не привлечённые деньги, а заработанные таким тяжким трудом, который я, может быть, не хотел бы повторить. Была сделана корпорация «Витамакс». Мне почему-то захотелось, я посчитал возможным восстанавливать здоровье нации. Корпорация существует до сих пор, она работает – и слава богу.

ЛИХАЧЕВА: Вы как-то сейчас говорите об этом иронично. Как будто что-то не состоялось или состоялось не так, как вы хотели. Или вы разочаровались?

ЕРМАКОВ: 76 тысяч человек работало в структуре. Это не очень многими любымый сетевой маркетинг – но это от незнания. Вот была сделана сетевая компания, которая занималась биологически активными добавками. Я пропагандировал.

ЛИХАЧЕВА: Сейчас продолжаете пропагандировать? Не поменяли своего отношения?

ЕРМАКОВ: Да, у меня шестеро детей, поэтому я продолжаю пропагандировать.

ЛИХАЧЕВА: Вот почему шестеро детей! Потому что вы БАДы лопали пачками.

ЕРМАКОВ: И БАДы, и… Нет, вертолёты – это знаете как? Массаж простаты. Я придумал довольно напряжённый каламбур, но, по сути, здоровый образ жизни, ветер, свежий воздух… смешанный с керосином, правда, но, когда летишь, это не чувствуется. Это те эмоции, которые постоянно тонизируют.

ЛИХАЧЕВА: Необходимы мужчине?

ЕРМАКОВ: Ну да. Либо можно пиво пить. Я его пью, но умеренно. Для вкуса.

ЛИХАЧЕВА: А вот эти бесконечные дозы адреналина – это действительно необходимо мужчине? Мне, как женщине, интересно.

ЕРМАКОВ: Это наслаждение. Это не взрыв, который подразумевает впрыск этого гормона. Это совершенно другое ощущение. У меня теперь безвыходная ситуация – придётся вас прокатить один раз, а может быть, несколько вы попробуете.

ЛИХАЧЕВА: Не хотела, но напросилась. Хорошо. Когда?

ЕРМАКОВ: Егорьевский аэродром. У нас клубные полёты по субботам и воскресеньям. В любое время можно заказать и полетать.

ЛИХАЧЕВА: А вообще, дорого? Я вот, например, захочу день рождения свой отметить с компанией – покататься часа три.

ЕРМАКОВ: Я вам даже больше скажу. Не то что покататься, некоторые свадьбы в небесах делают. Есть такая организация «Драйв Зона», залезьте в Интернет и посмотрите, чем она занимается. Они заказывают и через нас, и через другие компании вертолёты, и молодожены летают вокруг Кольца и пьют шампанское.

ЛИХАЧЕВА: Сколько стоят 3 часа?

ЕРМАКОВ: На вертолёте 4-местном будет стоить под 1 тысячу долларов один час лётный.

ЛИХАЧЕВА: Понятно, по 250 долларов с носа, если вчетвером. Ну ладно, хорошо. Будем иметь в виду. Давайте к свадьбам вернёмся и к вашим детям. У вас 6 детей. В принципе, если бы у вас не было вертолётной компании, вполне вас можно было бы пригласить в нашу программу «Они сделали это!» просто по этому одному пункту. Это ваша принципиальная позиция или просто так случилось? Как с вертолётом. Один раз попробовал и дальше не смог просто остановиться.

ЕРМАКОВ: Я думаю, что я выполнил свою миссию, хотя буквально недавно меня пронзила пословица «семеро по лавкам», а у нас всего шестеро, и, когда я это сказал, очень уважаемый мной человек – моя тёща – просто…

ЛИХАЧЕВА: Вскрикнула.

ЕРМАКОВ: Нет, она не вскрикнула, у неё в этот момент была обратная реакция – она замолчала и посуровела. Дети – это наше будущее в том смысле… Это как машина времени. Ты остаёшься в этой жизни, просто воплощённый в других. Я это так воспринимаю.

ЛИХАЧЕВА: Тема вечной жизни опять? Бывает она у нас периодически.

ЕРМАКОВ: Жизнь вообще вечная. Высший разум (неразборчиво) это пространство, хотим мы этого или не хотим.

ЛИХАЧЕВА: Можно такой подвопрос? Вы таки во что верите? Вы христианин или в высший разум верите?

ЕРМАКОВ: Я крещёный человек, у которого есть проблема «верхнего» образования, и она трансформируется…

ЛИХАЧЕВА: Мозги мешают, да?

ЕРМАКОВ: Нет, не мешают. Я вынужден терминологически… Поскольку я не ортодоксальный христианин, Библия для меня является не то чтобы учебником жизни, но волеизъявлением человечества, поэтому я как-то иногда говорю слова не очень христианские.

ЛИХАЧЕВА: Боитесь ложного пафоса?

ЕРМАКОВ: Нет. Просто трепетно отношусь к русскому языку.

ЛИХАЧЕВА: Давайте вернёмся к вашей роли отца. Что сложнее – построить такую компанию с нуля, можно сказать, голыми руками или быть отцом шестерых детей? Для вас.

Читайте также  Boutsen Aviation представит на ЕВАСЕ Airbus A319CJ

ЕРМАКОВ: Для меня, плохого отца, потому что очень мало удаётся уделять внимания детям. Здесь я испытываю просто внутреннюю… если не трагедию, то такой диссонанс с самим собой. Я отчётливо понимаю, что я должен. Я размышлял перед рождением, как я буду это делать. Но количество задач, которые приходится решать, вынуждают работать по 25 часов в сутки. Поэтому никаких чудес – вы сделали это, вы сделали то, как в вашей программе, — здесь нет. Обычная работа. Ничего такого сверхъестественного, никаких чудес.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо, давайте апеллировать  к вашему разуму – действительно ясному. Если нельзя уменьшить количество работы, может, тогда стоило в какой-то момент уменьшить количество детей? Потому что это, действительно, сложно. И не испытывать сильного внутреннего диссонанса, как вы выразились.

ЕРМАКОВ: Три ребёнка в семье – это должно быть нормой. Один ребёнок – это эгоист точно. Два ребёнка – они замыкаются друг на друге и внешнее пространство слабо воспринимают. А три — это уже баланс, это то, что  хорошо, это самая прочная структура в мире, в космосе – треугольник.

ЛИХАЧЁВА: Почему тогда у вас в два раза больше, чем самая прочная структура?

ЕРМАКОВ: Дело в том, что после троих количество прибавления детей не играет уже никакой роли.

ЛИХАЧЕВА: Знаете, я не от вас первого слышу. До 3-х сложно, а потом всё равно сколько.

ЕРМАКОВ: А это вот на собственной шее, что называется… Вот они сидят… И выражение образное «сидят на голове» ко мне в прямом смысле относится, потому что в тот короткий период общения, который бывает, обычно они вот так вот на мне виснут все.

ЛИХАЧЕВА: И вы выглядите, наверное, как, помните, медведь Балу в «Маугли», когда на нём много обезьянок.

ЕРМАКОВ: Что-то такое, да.

ЛИХАЧЕВА: А младшему сколько?

ЕРМАКОВ: 7 месяцев.

ЛИХАЧЕВА: А старшему?

ЕРМАКОВ: Старшая – девочка Маруся, ей 8 лет.

ЛИХАЧЕВА: 8 лет? Я думала, сейчас скажете: 20 лет. Вы достаточно поздно начали, я так понимаю, да?

ЕРМАКОВ: Да, Господь уберёг меня. Вообще, у русичей принято было… до 27 лет мужчина не имел права жениться. Если тебе не проломили башку где-то в схватке, вы выжил в битвах, крепок, то имеешь право жениться – построить дом, завести семью. А до этого времени нет. А мне как-то удалось…

ЛИХАЧЕВА: Сколько вам было, когда вы женились?

ЕРМАКОВ: 40 лет.

ЛИХАЧЕВА: А на ком вы женились?

ЕРМАКОВ: Я женился на человеке, который… Это была любовь с первого взгляда. Это не словоблудие. Эта девушка сидела и курила на парапете Москвы-реки. Правда, она отказывается в это верить, но у меня в сознании именно это.

ЛИХАЧЕВА: Что она курила?

ЕРМАКОВ: Она курила.

ЛИХАЧЕВА: И вы к ней подошли?

ЕРМАКОВ: Да. Я к ней не подошёл. У нас была деловая встреча. Она со своим приятелем села на заднее сиденье автомобиля, я посмотрел в зеркало, и дальше график общения делового был сметён. Что я там нёс, я слабо помню, но буквально через полгода я сделал во всеуслышание заявление, что это будет моя жена, если она считает себя будущей матерью…

ЛИХАЧЕВА: Вы ей сразу такое условие поставили?

ЕРМАКОВ: У нас никаких условий не может быть, у нас искренняя любовь. Единственное условие, что я выразил искреннее недоумение по поводу курения. И надо отдать должное, она уникальный в разных ипостасях человек, она перестала курить. Вот тёща моя, к сожалению, курит до сих пор, никак не могу убедить. Интеллигентный человек, который знает о воздействии никотина… У меня в голове не укладывается.

ЛИХАЧЕВА: Ну мало ли.

ЕРМАКОВ: С сигаретами надо кончать. Я поддерживаю всемирную активность по прекращению курения.

ЛИХАЧЕВА: Я тоже поддерживаю. Я тоже курила 12 лет, потом бросила. Тоже, кстати, когда решила стать матерью. Вы до сих пор думаете, что ваша жена уникальный человек?

ЕРМАКОВ: Чем больше мы друг друга узнаём, тем больше я поражаюсь своей слепоте. Я думал, что она уникальная, а она, вообще, просто ангел. А мне приходится как-то так летать, используя железо, алюминий, а она просто парит.

ЛИХАЧЕВА: И она живёт с железным ангелом. Вы вместе летаете? Часто? Вот все 8 человек.

ЕРМАКОВ: Вот дети со мной летали. Супруга летала несколько раз, но это не является для неё не то чтобы необходимым…

ЛИХАЧЕВА: Ну, знаете, при шестерых детях…

ЕРМАКОВ: Вот это правильный ответ. То есть нагрузка такая, что даже мне не снится. Для меня это бизнес. Я не люблю это слово. Для меня это дело. Дело, которое я хотел бы делать всегда. Кстати, если так, для портрета… Я всё-таки  самолётиками начал заниматься лет в 6, отчётливо помню, когда это происходило – кордовая моделька на школьном дворе. Был чемпионом Советского Союза.

ЛИХАЧЕВА: Выбыли чемпионом Советского Союза?

ЕРМАКОВ: Это прошедшее, это было 40 лет назад.

ЛИХАЧЕВА: По какому предмету?

ЕРМАКОВ: По самому сложному. Радиоуправляемая копия самолёта.

ЛИХАЧЕВА: Вы её сами собирали, да?

ЕРМАКОВ: Я и вертолёты сам собирал.

ЛИХАЧЕВА: А потом они у вас летали – радиоуправляемые.

ЕРМАКОВ: Да.

ЛИХАЧЕВА: И вы были чемпионом Советского Союза?

ЕРМАКОВ: Ура, да. Меня какой-то космонавт – Волков, по-моему, награждал. Я никогда не забуду, как это трепетно было: настоящий живой космонавт мне медальку даёт. Строить надо вертолёты в России. Страна у нас бездорожная, поэтому надо, чтобы люди летали. А летать они могут всё-таки на недорогих машинах. То, что предлагается сейчас, это всё-таки… Полмиллиона долларов – такая страшная цифра, она, безусловно,  ограничивает. Кстати, Фрэнк Робинсон, который построил вертолёт R-44, говорил, что хочет сделать машину по цене «Мерседеса». Но в те годы, в 70-е, это было где-то близко. То есть он сделал воздушное судно, которое могло быть индивидуальным. Это его достижение. А вот достижение, например, российских конструкторов – это система НОТАР – без хвостового винта. Вертолёты классической схемы ведь с хвостовым винтом, а вот в России была придумана труба, через которую воздух подавался и компенсировал скручивающий момент управляемым соплом на конце. Потом, как это ни странно, было реализовано в Америке. Каким-то образом эта идея попала на «Локхид», была доведена до каких-то прототипов, далее её очень правильно выкупил «Боинг» и довёл уже до реального коммерческого применения.

ЛИХАЧЕВА: Как это часто происходит с нашими российскими изобретениями.

ЕРМАКОВ: Но на сегодняшний момент эти вертолёты всё-таки вернулись в Россию и считаются наиболее безопасными в мире.

ЛИХАЧЕВА: Как вы думаете, мы таки будем строить много вертолётов? Мы займём на этом рынке если не лидирующее, то, может быть, одно из таких «топовых» положений?

ЕРМАКОВ: По вертолётам МИ-8 это, безусловно, уже произошло. Хотелось бы, конечно, немного над дизайном поработать.

ЛИХАЧЕВА: Чтобы красивенький был?

ЕРМАКОВ: Ну, конечно. Автомобиль ГАЗ-24 буквально.

ЛИХАЧЕВА: А вы сами летаете много сейчас? До сих пор?

ЕРМАКОВ: Да, конечно. Каждую неделю почти что.

ЛИХАЧЕВА: Давайте я вашего коллегу, пилота вертолёта, чемпиона мира Гарика Геворкова поспрашиваю о том, какой вы пилот. Доброе утро.

ГЕВОРКОВ: Доброе утро.

ЛИХАЧЕВА: Гарик, спасибо, что согласились поучаствовать в нашей программе. У нас сегодня в гостях, сами поняли уже кто. Президент вертолётной компании «Gals» Евгений Ермаков. Я хотела вас спросить. Вы же, наверное, много раз наблюдали, как он летает.

ЕРМАКОВ: Гарик, ты живой там, настоящий или в записи? Привет!

ГЕВОРКОВ: Привет! Я хочу сказать, что Евгений – мой товарищ, друг, замечательный человек, прекрасный организатор и, конечно же, такой человек обязательно должен летать. И он летает, я с ним несколько раз находился в воздухе…

ЛИХАЧЕВА: У вас были какие-нибудь экстремальные ситуации?

ГЕВОРКОВ: Самое главное в авиации – не доводить до экстремальных ситуаций. Это основа для тех, кто занимается авиацией серьёзно. Экстрим здесь совершенно ни к чему. Это расчёт, здравый разум и рассудок. Поэтому все те полёты, которые мне удалось с Евгением осуществить… Я могу сказать, что он находится на высоком профессиональном уровне.

ЛИХАЧЕВА: Гарик, когда он пилот, когда он в вертолёте, когда он в небе, он такой же спокойный, рассудительный, совершенно невозможно представить, чтобы он вышел из себя… Он такой, какой и сейчас в эфире? Он и в небе такой же?

ГЕВОРКОВ: Да, он и в воздухе такой же. Я летаю часто с разными людьми, и могу сказать, что Евгений достаточно разумный пилот в воздухе, он не позволяет никаких шалостей и глупостей.

ЛИХАЧЕВА: Спасибо.

ЕРМАКОВ: Спасибо.

ЛИХАЧЕВА: Спасибо большое. Чемпион мира, пилот вертолёта Гарик Геворков был у нас на линии. Последний вопрос. Извините, конечно, за такой вопрос, у вас всё-таки шестеро детей. Я хочу спросить, а вы и в процессе тоже такой?

ЕРМАКОВ: В процессе чего?

ЛИХАЧЕВА: Делания детей. Или вы всё-таки иногда…

ЕРМАКОВ: Нет, как раз количество детей показывает, что мне присуща взрывная субстанция тоже.

ЛИХАЧЕВА: Но там, где нужно.

ЕРМАКОВ: Конечно, естественно. А вот в вертолётах кредо такое: сначала безопасность – потом бизнес.

ЛИХАЧЕВА: Спасибо. У нас в гостях сегодня был президент вертолётной компании «Gals» Евгений ЕРМАКОВ. Это была программа «Они сделали это!». Спасибо, Евгений, что пришли.

ЕРМАКОВ: Спасибо, Елена.

ЛИХАЧЕВА: Эту программу помогали делать: продюсеры Ирина Колоскова, Элина Буцкая, корреспондент Валентина Васильева. За пультом сегодня Тихон Сезонов. Я прощаюсь с вами до завтра. Счастливо!